Мэт шагнул под решетку, а она не опустилась прямо на него в последнюю секунду, к нему не выскочил хихикающий великан с занесенным над головой топором. Даже зловещий адский пес не бросился с лаем.

Вот это-то и странно!

Мэт быстро пробежал по коридору от ворот, затем очень осторожно вышел во внутренний двор замка. Да, зря он надеялся на внутренний двор — он попал в замок, прямехонько в большой зал. Окон не отмечалось, зато вдоль стен висели горящие факелы, довольно прилично дымившие. В дальнем конце зала виднелось возвышение, на котором стоял балдахин, жутко старый, полусгнивший, и если бы не факелы, Мэт решил бы, что находится в заброшенных руинах.

Вдруг на возвышении и прямо посередине зала замерцали огоньки. Мэт вздрогнул, но тут же овладел собой, а огоньки собрались вместе, перестали плясать и превратились... в горгон. Мэт, правда, в камень не обратился, но в общем-то не возражал бы против этого. У горгон вместо волос извивались змеи, их рты искажали зубастые ухмылки. Вскоре к горгонам присоединились ламии* [20] и гарпии, и еще кто-то шуршал и верещал вверху. Получалось так, что снаружи Мэт столкнулся с чудовищами в мужском обличье, а теперь, внутри, — в женском.

Внезапно Мэт обнаружил, что тонет: пол превратился в зыбучий песок и принялся засасывать его — а может быть, он начал подтаивать снизу? Мэт опустил глаза, решил, что все-таки тает, и запел:

Отвердей, плечо, отвердей, рука,
Прозвучи ясней, песнь победная!
Будь нога моя, словно сталь, крепка,
Не слабей, сустав тазобедренный!
Кулаки мои многотонные,
Вы уже железобетонные,
А коленки мои сверхпрочные
Не простые, а шлакоблочные!
Вот стою, не качаюсь, как маятник!
Сам себя воздвиг, словно памятник!

Кучка колдунов разом раскинула руки в стороны и принялась что-то напевать, но Мэт им особо распеться не дал, догнал на первой же строчке:

Имею подозрение, что все вы тут размножены,
Так пусть же будут копии немедля уничтожены!
Когда вы, старикашечки, как сахарок, растаете,
На этом месте после вас оригинал оставите.
Я на него с придиркой посмотрю,
И с ним я, так и быть, поговорю!

Безусловно, Мэт закладывался на догадку. Все старики до одного могли быть чистой воды иллюзиями, но... Старикашки хором взвизгнули и начали исчезать, таять.

Все. Кроме одного.

Мэт сурово сдвинул брови и уставился на храбреца.

— Испарись! Сгинь! Пшел вон! Брысь! — выпалил он скороговоркой, сопровождая приказы сметающими движениями.

— Сам брысь, — прохрипел уцелевший старик. — Это мой замок!

Мэт изумился:

— Вот как? Прошу прощения.

Спокойствие, и только спокойствие! Главное — не пялиться на старика, не разглядывать его так придирчиво. На самом-то деле он ничем особенно и не отличался от тех, которые исчезли, — такой же костлявый, желтоглазый, борода грязная, немытая...

Мэт прищурился, пригляделся повнимательнее — да он и не такой уж старик. Пожилой мужчина — вот это вернее. Он просто казался старым. Казался из-за седой бороды, из-за седых волос, падавших на плечи. Но и волосы, и борода были желтыми не из-за того, что их долго не мыли, нет, то был их естественный цвет. И с ростом у него что-то не так: коротышкой его не назовешь, да и человеком, сгорбившимся от старости, нет, не назовешь. Его плечи ссутулены так, словно он чего-то боялся, от чего-то хотел защититься, голова наклонена, из-под бровей — злобный взгляд. И на посох он не опирался — он готов взмахнуть им, словно магическим жезлом, да, собственно, то и был магический жезл.

Наверняка все, что он делал, он делал нарочно, чтобы казаться более угрожающим, чем он был на самом деле, так ли?

А глазищи-то, глазищи — громадные, с выпученными белками и просто-таки горят злостью. Одежда выцветшая и оборванная, но когда-то явно дорогая и нарядная — кружева и бархат. Мэт еще подумал, что это вполне подходящая одежда для здешнего климата — ну разве что плащ-дождевик пригодился бы еще больше.

Старик, владелец замка, ткнул в Мэта пальцем и прокричал нечто непереводимое, и Мэт мгновенно ощутил сильнейший позыв, который в обычной обстановке отправил бы его немедленно разыскивать туалет, вот только на это у него сейчас не было времени, и кроме того, он отлично понимал: позыв иллюзорен, а потому быстренько выкрикнул:

Лучше нету того света,
Где иллюзии кругом.
Мне не надо туалета,
Я не прячусь за кустом,
Не испорчу обстановку,
И штанов не замочу,
Дам лишь только установку
«Не хотеть!» — и не хочу!

Позыв исчез как не бывало, но желтые глаза старикашки полыхнули гневом, снова взлетел и опустился посох, а его владелец выплюнул новое непереводимое стихотворение. По полу побежали искорки и мгновенно обратились в тараканов. Мэту показалось, что он читает их мысли. Мысли выражались одним-единственным междометием «Ам!». «Интересно, за что они меня принимают», — подумал Мэт, одновременно распевая:

Ах, вы, глупые козявочки, букашечки,
Несмышленые такие таракашечки!
И на что сдалась-то вам свежатинка,
Когда есть отменная тухлятинка?
Старика, родные, не жалейте,
Я желаю вам успеха в этом рейде!

На минутку Мэт залился румянцем. В присутствии тараканов сказать про «Рейд» — известное патентованное средство... но если насекомые и заметили что-то, они не подали знака — только развернулись и на полной скорости рванули к владельцу замка.

Старик выругался и в течение нескольких минут отбивался от тараканов с помощью собственного инсектицидного заклинания. Мэт воспользовался паузой и решил придумать специальный стишок против вредных насекомых на все случаи жизни, но тут тараканы сморщились и исчезли, а желтые глаза старика глянули на Мэта с неприкрытой ненавистью.

— Видно, от тебя-то мне так легко не избавиться?

— Боюсь, избавиться от меня у вас вообще не получится, — вежливо ответил Мэт, — разве что только вы учтиво попросите меня удалиться.

— Но ты не уйдешь? Или уйдешь?

Мэт вздохнул.

— Я, конечно, не совсем это имел в виду, когда говорил «учтиво», но, пожалуй, придется. Ладно, я уйду, только мне бы хотелось сначала получить ответы на несколько вопросов.

— Никому от меня ничего не добиться! — Старикашка замахнулся посохом и снова заговорил нараспев. Мэт быстро принял вызов и обогнал старика:

Злишься, старый? Эко дело?
Но тебя я не боюсь.
У тебя и так-то тело
Не сказать, чтобы дебело,
Ну а я сейчас добьюсь,
Чтоб оно окаменело!
Руки, ноги, кости, мясо
Станут тверды, как гранит,
Голова одна живая
И любезная такая
На вопросы отвечает
И ответов не таит.
вернуться

20

Ламии — чудовища в женском обличье, пьющие кровь детей, нечто вроде вампиров.